Истории Выживших (сборник) - Страница 80

– Ты знаешь: Шторм – оружие Леса. Так почему бы обычную грозу не связывать с Лесом? Ученые знают не все и так же, как и все люди, ошибаются.

Кривой закатил глаза и сказал в сторону:

– Господи, я попал в секту. Волк, то есть ты, считаешь, Лес – это и есть Бог? Ничего, что по его вине мы сидим в сыром каземате, а могли бы лежать на диванах перед телевизорами?

– В этом виноват только человек. Нам был дан шанс исправиться. Великий Потоп обнулил историю. Лес преподнес нам урок, но мы его не усвоили. Теперь наше поселение – это Ноев ковчег, человечеству снова дан шанс. Именно мы построим цивилизацию, лучше прежней. Не вояки из Армии Возрождения, взгляды которых ты, вижу, разделяешь, нет. С Лесом не воевать надо.

Кривой хмыкнул, язвительно спросил:

– Мечтаешь об утопии? Человечество существует уже не одно тысячелетие, и все такое же. Думаешь, теперь изменится? Гляди, даже в твоем ковчеге завелась паршивая овца. Мы наступали и будем наступать на одни и те же грабли.

– Знаешь, как делались великие открытия? Все говорили: «Невозможно». Приходил новый человек и делал, потому что не знал, что это невозможно.

– Или потому, что ему на голову яблоко упало. Думай как знаешь. Я не могу поклоняться тому, кто жаждет моей смерти.

– Лес не хочет никого убивать, он защищается.

– И чем же ему угрожала моя семья? – зло спросил Кривой; в глазах блеснул холод, от которого Волку стало зябко.

Старик опустил голову, смущенно промолвил:

– Лес рубят – щепки летят.

Форт – звучало обнадеживающе, но Кривому пришлось разочароваться. Убежище поселения Край выглядело удручающе. Ветхие, осыпающиеся стены скалились рваными краями провалов. По щербатому, истерзанному временем и непогодой кирпичу разбегались трещины, порой с детскую ладонь в ширину. Ни одного целого окна, на крыше казармы – настоящий лес. Кругом вилась, топорщилась, стелилась, пушилась зелень. Проходы между казармой и внутренним валом кое-как зачистили, застроили хижинами, но о благоустройстве говорить было нельзя.

Святилище располагалось у западного фасада казармы, там, где в декорации стены угадывалось нечто церковное. Как и обещал Волк, найти место убийства оказалось легко. Алтарь, окруженный звероподобными идолами, не мог не привлечь внимание. Скалившиеся истуканы, казалось, смотрели с издевкой, сверху вниз. Только бородатый волхв сокрушался по убиенной. Стены около святилища были обильно расписаны загадочными символами. Такие же, но поодиночке, часто встречались и в коридорах, и по внешнему периметру вперемешку с полустертыми, выцветшими надписями вроде «ДМБ 1976» или «Здесь был (имярек)».

На алтаре остались лишь засохшие темно-бурые пятна крови. Труп уже унесли, может, и похоронили. Здешних порядков Кривой не знал, только понимал, что христианского в них мало.

Бродяга так засмотрелся на местных божков, что не заметил, как подошла сгорбившаяся под тяжестью овечьей шкуры женщина. Ей перевалило уж за полтину, горбатый нос выдавался далеко вперед, как у галки, и она постоянно шмурыгала. Именно этот звук, а также дурной запах от грязной, свалявшейся овечьей шерсти заставили Кривого обернуться. Женщина плакала.

– Жаль молодку, – произнесла она. – А Мишеньку как жаль! Такая пара красивая была. Блондинистые, светлоглазые – ангелочки. Ой, извините, вы же ничего не знаете! Меня Варварой зовут.

– Кривой, – буркнул бродяга, женские слезы его всегда смущали.

– Вы простите меня, ничего не могу с собой поделать. Девочку у нас убили. Вечером, когда вас принесли. Ирод какой-то, ножом в грудь. Прямо тут, на глазах у духов. А я всегда говорила – не защитят они нас, Господь один.

– Вы ее мать? – перебил Кривой, не в силах более слушать причитания.

– Нет-нет, разве ж мы похожи? Извините дуру старую, вы ведь ее не видели. Сын мой, Миша, жениться на ней собирался. Уж такая пара была – загляденье. А накануне поссорились… Мишенька теперь так переживает, что не успел простить ее. Вот так: был человек, и нет его. А слово-то – не воробей… Бедный Мишенька.

Кривой уставился под ноги, пустым голосом сказал:

– Вы знаете, я тоже потерял любимую. И дочь, и двух сыновей. Знаю, каково вашему сыну. Передайте ему мои соболезнования.

Варвара воспряла, ухватила Кривого за руки:

– Мил человек, дорогой мой, миленький, может, поговоришь с Мишей? Отца-то у него давно уж нет. Поговорите, надо ведь жить дальше. Боюсь я за него.

Кривой только того и ждал. Притворно вздохнул, спросил:

– Где его искать?

К Михаилу он шел съедаемый совестью. Нехорошо поступил. О семье всплакнул себе на выгоду. Разве ж можно так? Да и чему он научит парня? Самого постоянно донимают кошмары, а порой и призраки. Глянет на мальчонку – и видит сына, моргнет – нет, похожи просто. Теперь такое редкость, а поначалу кренило сильно, чуть не свихнулся. Вот и снова: увидел на стене давно написанное уравнение «Маша + Коля = ♥», и словно по сердцу резануло, вспомнил, как с женой на набережной Алушты вешали замок со своими именами, клялись не оставлять друг друга. Кто же нарушил клятву? То ли Света покинула Кривого, то ли он должен был отправиться вслед за ней…

Кривой уловил знакомый дразнящий запах из далекого прошлого. Заметил на валуне здорового вихрастого блондина с осоловелыми глазами и все понял. Пахло вином. Чего-чего, а ягоды в лесу не так уж сложно отыскать. Видимо, поселенцы не чурались гнать брагу.

Кривой сел рядом с Михаилом, подал руку:

– Кривой.

– Миша, – вяло отозвался детина и так же вяло сжал ладонь.

– Убиваешься?

Скулы Михаила напряглись, он сердито взглянул на Кривого, правда, никак не мог поймать фокус.