Кривой тряхнул головой, бросил автомат на землю и попробовал протиснуться в окно. Весь съежился, скрутился, кое-как втиснул плечи, возликовал и… понял, что застрял. Извивался, как червяк, дергался вперед, назад – ни в какую. Глупая смерть… Злость, отчаяние и обида нахлынули разом.
– Давай, давай же! – заорал Кривой, пытаясь протолкнуться.
Позади затрещала дверь, стенания умертвий усилились. По-видимому, мутанты пробили дыру в полотне. Вот-вот снесут напрочь.
– Проклятье! Пожри тебя пламя, Лес! А-а-а!
Рывок, рывок. Плечи саднили, кровоточили, но Кривой не чувствовал боли, только холод, от которого немели члены. Нет, он не станет обедом гниющей массы. Кривой словно обезумел, вопил, брызжа слюной, и рвался наружу, оставляя на раме одежду и собственную плоть.
– Тихо ты! Всех дохляков созовешь, – вдруг раздалось совсем рядом.
Кривой ошалело уставился на пацана лет пятнадцати, рыжего, конопатого, с хитрым прищуром глаз. Юнец был одет в лисьи шкуры, голову покрывала, точно капюшон, морда убитого животного с отломанной нижней челюстью. Пояс заменяла обмотанная вокруг талии в несколько кругов бечевка, за нее были заткнуты пистолет и два ножа, один другого длиннее.
– Малый, – просипел Кривой, – малый, помоги…
– Ща.
Юнец засучил рукава, подпрыгнул, повис на Кривом, уперся ногами в стену, обхватил за плечи и потянул. Не получалось, тогда паренек попробовал высвободить Кривого рывками. Бродяга стоически терпел боль в плечах и с тревогой прислушивался к какофонии у двери в подсобку. Полотно разлеталось на куски. Чем шире становилась дыра, тем яростнее напирали умертвия.
Победоносный рев и громкий хруст могли означать лишь одно: мутанты прорвались. Кривой похолодел, выпучил глаза и зачастил:
– Давай, малый, давай. Они вот-вот схватят меня.
Юнец потянул изо всех сил, натужно зарычал, раскраснелся, на лбу проступила вена. От боли у Кривого проступили слезы.
– Пошел, кажется, – сдавленно промолвил юнец и резко дернул.
Парень и Кривой полетели в бурьян. Из подсобки донесся рокот падающих ящиков и озлобленное рявканье умертвий. Кривой как заново родился. Смотрел на небо и дивился, какое же оно голубое.
– Еще чуть-чуть, и меня бы сожрали, – отстраненно сказал бродяга.
– Позже отблагодаришь. Надо бежать. Ты весь город на уши поднял выстрелами. А Лес и без того раздражен, спасибо возрожденцам.
«Так вот чьи автоматы! – догадался Кривой. – Где же хозяева? Не те ли умертвия в военной форме?»
Юнец подскочил с земли, протянул руку, торопливо представился:
– Меня Лисом кличут.
– Кривой.
– Ага, побежали.
– Куда?
– За мной, больше тебе пока знать не надо.
Небо затягивалось тучами, поднимался ветер, вдалеке послышался гром – готовился Шторм, самое мощное оружие Леса. У Кривого вопросы разом отпали. Он отыскал в кустах автомат и пустился вдогонку за парнем.
Под ноги то и дело подворачивались пни, корни, коряги, словно Лес нарочно чинил препятствия. Порой Лис выкрикивал малопонятные предупреждения: «плотожорка», «вьюн». Кривой инстинктивно уворачивался от опасностей, известных, но прятавшихся под незнакомыми терминами. К примеру, плотожорку – огромный плотоядный бутон на толстом мясистом стебле – в Сибири называли «ловчим». Растение хватало жертву за голову, да так, живьем, и переваривало. Мучительно медленно, несчастный успевал сойти с ума от пытки.
– Тпрр! – вдруг остановил Лис. – Переведи дух. Город далеко, да и шуметь нельзя.
Лес имел собственное мнение: над головой раскатисто прогремело. Земля ответила шипением. Кривой знал этот звук.
– Обойдем стороной, – предложил бродяга.
– Не, там Роща Смерти. Целая плантация плевков. Знаешь такие?
– Возможно, ведь каждый называет эти напасти как хочет.
– Плевки – они и есть плевки, – пожал плечами Лис, – потому как плеваться, бестии, горазды. Почувствуют движение – и ну плеваться иглами. Замертво свалишься, плевкам на перегной.
– В Сибири их называют «игольниками», а на Урале – «стражами».
– Да ты, вижу, всюду побывал.
Кривой безучастно кивнул, посматривая по сторонам.
– У нас, – продолжал Лис, – есть умельцы: добывают эти шипы на стрелы. Мы – народ мирный, но порой приходится защищаться.
– Вы – это кто?
– Думаю, ты слышал о нас как о поселении Край.
Лис пригнулся, зашептал:
– Позже доболтаем. Не шумим.
Впереди земля прогнулась в громадную яму с рваными краями. Дно блестело слизью и оплавленными камнями. Посреди ямы в зеленоватом тумане возвышались три земляных столба. Аномалия казалась живым существом, мерно дышащим и настороженно наблюдавшим за людьми.
Пока Кривой глядел на кислотную яму, ногу обвил вьюн. В стороне прошуршало. Кривой дернулся на звук с автоматом наготове и, конечно, споткнулся. Пальцы рефлекторно сжались – прозвучал выстрел.
Лис побелел. Столбы в яме загудели.
– Ложись! – крикнул Лис.
Кривого качнуло и накрыло мраком.
Кривой с трудом разлепил веки. За мутной пеленой различил мягкий теплый свет и старческое седобородое лицо. Слышался какой-то свист, приглушенное громыханье. Лихорадило. Кожа на правой стороне туловища словно натянулась до предела – вот-вот лопнет.
Кривой облизал сухие, потрескавшиеся губы. Тут же в них ткнулась деревянная чашка.
– Выпей, дружок, – сказал старик. – Родниковая.
Вода оказалась студеной до ломоты в зубах, враз отрезвила. Взор прояснился.
Кривой лежал на тюфяке, набитом сеном, в глухой комнате из жутко старого кирпича. У изголовья, на полке, чадили, распространяя неприятный запах, жировые свечи. На грубо сбитом табурете сидел старец в серых шкурах. Его лицо утопало в седых волосах, даже рот едва угадывался, часть этих косм была заплетена в тугие косички.