Данила застонал, заиграл желваками и закрыл глаза, увидев отрицательный жест Чернохвоста. Как так? Нет! Не может такого быть, чтобы не видел, не слышал. Может, хоть что-то?
– Соберись, Чернохвост. Ты слышишь меня?
Бандит помедлил, кивнул. Хрип и клокотание в горле усилились. Данила схватил свой рюкзак и подоткнул его под голову раненого. А то копыта прямо сейчас откинет, захлебнувшись кровякой.
– Вспоминай, Чернохвост. Топорков. Никита. Истребитель. 40–45 лет. Военный. Хотя… – Трэш задумался и продолжил: – Может, и не вояка. Другой какой военной группировки. А? Думай.
Бандит молчал, шаря рукой с выбитыми пальцами по золе и холодным углям, загребая пепел и песок просеки под себя. Парень услышал гул от опушки, заметил тревожный шелест и движения Леса, просящего вернуть ему его добычу. Где-то там, в жутких кустах, валялись рюкзак бандита, тотем, оружие. Сейчас Трэш встанет, пойдет и возьмет все это. Но сначала инфа. Это самое важное и дорогое.
– Ты с Рудни. Это район атомной станции. Там уже почти полвека зона отчуждения и закрытый сектор. Вотчина сталкеров и вояк. Неужели ты не слышал про отряд спецназа ГРУ? Что?.. Говори-и… – Данила встрепенулся, увидев, как Чернохвост вздрогнул и закивал. В этот миг в глазах парня все замигало, виски загудели, а конечности одеревенели от напряжения. – Ну-у?
– Был… такой… по… похож… Ник… Ник…
– Никита? – Данила аж тряхнул бандита, отчего тот сморщился и замотал головой в стороны.
– Нет… Ник… клик… кликуха. Стражи они… групп… пиро… новая…
– Понял, понял тебя, Чернохвостик! Так он жив? Он в Рудне?
– Да… был… видел… крутой… мен… не Ис… Истре…
– Не Истребитель? Другой позывной? Понял. Ник?
– Ник… нейм… Видел… был.
– Он жив? Почему «был»? Он есть? – Трэш привстал на коленях, вытягивая бандита на себя.
– Д-да… Есть.
Данила отпустил Чернохвоста и минуту молчал, тяжело дыша. Он жив! Жив батя. И я найду его. Рудня. Стражи. Ник. Ясно.
– Ту… туз-з… – прохрипел бандит, задыхаясь.
– Да-да, я помню. – Трэш пошарил в рюкзаке, развернул лист лопуха, взял горошину зеленого цвета с ноготь величиной и засунул ее в рот умирающего. – На, соси. И уходи в мир другой, Чернохвост. Здесь тебе не место!
Данила поднялся, мельком взглянул на затихающего бандита, рассасывающего гомеопатический анаболик, популярный на Черном рынке и как лекарство, и как наркотик. Теперь он умрет не в мучениях. Пускай. Он сильно помог Трэшу.
Парень осмотрелся, удостоверился, что кругом тихо и безопасно, а затем направился к опушке. Лес шумел и стонал, протягивая к человеку ветки, траву, листья. Еще бы поближе, и он схватил бы жертву. Но произошло нечто невиданное.
Данила еще издалека приметил отдельно росшую сосенку на самом краю Леса и подошел к ней. Былые огонь и жар не повредили ее, зеленые сочные иголочки трехметрового деревца легонько шевелились. Они излучали свежесть, приятный запах и… добро.
Парень специально снял все то, что Лес ненавидит, когда человек входит в него. И остался без оного. Рискуя, но, видимо, зная, что творит. Он не был друидом по сути, но чтил тот лес, любил природу и никогда не делал ему больно. Он чувствовал его, тянулся и не боялся. Уже давно.
Рука парня легла на шершавый ствол сосны. Другая ладонь тоже дотронулась до золотистой шелухи дерева, коснувшись капельки смолы. Данила вздрогнул, но тотчас замер, закрыв глаза. Сосна напряглась, но тут же вернулась в первоначальное спокойное состояние. Пальцами парень ощутил пульсацию под корой дерева, словно дотронулся до грубого тела животного. Деревце и так было живое.
Данила начал шептать какие-то слова – не то молитву, не то заклинание или просьбу. Он слился с растением в ментале, влился в него сам и пустил его в себя.
Так продолжалось несколько минут. Но вот Трэш опустил руки, нежно погладил одну из веток, проведя ладонью по пушистым иголкам, и отошел. Приблизившись к крайним кустам и деревьям, он улыбнулся и развел руки, отчего издалека стал похож на крест. И – о чудо! – Лес замер, затих, опустив ветви, поникнув травой и листвой, и впустил человека в себя.
Данила медленно, словно искал грибы и ягоды, шагнул в заросли, пробрался внутрь на пару метров, стал разглядывать почву. И нашел, что искал.
Тотем, выполненный из редкой древесины с вживленными в него минералами и серебряными пластинами, оказался тяжеловат. Рюкзак тоже. Оружие парень не взял. С ним Лес его мог бы и не отпустить. Выйдя на свет из чащи, Трэш облегченно вздохнул, поклонился Лесу и что-то шепнул. По кустам пробежала волна, и они зашелестели от ветерка: привычно и мирно.
Данила собрал свои вещи, оделся, снарядился, стараясь не смотреть на труп бандита, и, бросив изучающий взгляд на юг, зашагал в западном направлении, в сторону Таракановского форта. Заказ-задание было выполнено. Он остался жив и возвращал тотем туда, где ему было место, и тем, кто в нем нуждался.
Вскоре он поднялся на пригорок, поросший желтыми одуванчиками и клевером, поправил снарягу и тотем, торчащий из рюкзака, и всмотрелся в горизонт на юге. Там, далеко, за кромкой Леса, чернел небосвод, напоминая о надвигающихся сумерках. И этот горизонт больше не пугал, не отталкивал, а, наоборот, звал, тянул и теплил душу.
Потому что где-то ТАМ был его отец. И Данила знал, что очень скоро он найдет и увидит его. И два родных человека, две души, два сердца встретятся. Иначе в этом Мире и не должно быть…
– Дело стоящее, говорю тебе – втирал пузатый мужичок худощавому пареньку лет двадцати пяти. – Выгода для тебя существенная. Ты за квартал столько не заработаешь на своих скитаниях в поисках старого хлама. А я еще и накину… процентов десять!