– Давай к тем деревьям! – решил Калуга. – Может, успеем перемахнуть шоссе и укроемся в зарослях.
И снова бросок сквозь кусты. Уже выскочив на асфальт, Яна поняла – что-то неправильно, а потом разглядела сквозь дождевой полог, что хилые корявые деревца торчат из болота. Не удастся там укрыться. А моторы ревели все явственней, погоня приближалась. И бежать было больше некуда. Дождь заливал болото, капли били в мягкое сплетение зелени на поверхности, трясина дышала, по ней пробегали волны, кое-где дождевая влага собиралась лужами в прогнувшемся слое мха.
– Лес бы вас взял! Болото! – в сердцах выкрикнул Калуга. – Хотя стоп! Есть идея! Дай сюда!
Он вцепился в подсумок и рванул на себя, Яна инстинктивно потянула обратно. Они дергали металлически брякающий подсумок, стоя посередине асфальтовой полосы, дождь равнодушно шелестел, звуки идущих машин приближались…
– Отдай, старая! – прикрикнул Калуга с новым рывком. – Ну, кому сказал? Нашла время упираться!
Он рванул еще раз и выдернул добычу из мокрых Яниных пальцев. Из-за толчка она оступилась, попятилась и плюхнулась на асфальт, больно ударившись копчиком. От боли и обиды Яна вдруг, неожиданно для самой себя, заплакала. Со слезами выходили страх, отчаяние, усталость и вся горечь, скопившаяся в душе за эту страшную ночь.
А Калуга не глядел на нее, он отбежал к обочине и зачавкал грязью, направляясь к болоту. Его ботинки оставляли четкие отпечатки, которые, конечно, заметят преследователи. Шагая в топком месиве, он шарил рукой в подсумке, выхватывал горстями рубли и швырял направо и налево. Когда стал проваливаться почти по щиколотку, остановился. И пошел назад – не оборачиваясь, а пятясь спиной вперед. Прежде чем снова ступить на асфальт, он встал в лужу и дал пластам грязи отвалиться с подошв. Еще несколько монет и серебряных слитков полетели на асфальт…
– Вставай! – крикнул он. – Некогда рассиживаться!
Яна поднялась, вытирая рукавом лицо. Оглянулась – теперь от дороги к болоту уводили две цепочки следов. Там и сям в грязи и мокрой траве поблескивало серебро, матово отсвечивали монеты… Точно, полное впечатление, что беглецы, роняя добычу, свалили именно в эту сторону.
– Ну, а теперь – снова бегом! – прикрикнул Калуга, срываясь с места.
Яна побежала за ним по шоссе. Шум и лязг позади несколько минут нарастали, потом колона встала, Яна различила невнятные возгласы – следы Калуги были замечены. Бабахнул выстрел. То ли для порядка по болоту пальнули, то ли просто так – от избытка чувств.
Больше их никто не преследовал. Люди Кривого будут долго собирать рассыпанные монеты и обыскивать болото. Найдут не всю пропавшую сумму – это значит, будут искать и искать снова. Конец погоне!
Потом, когда все закончилось, прекратился дождь, шоссе осталось далеко позади, Калуга протянул слабо звякнувший подсумок Яне:
– На, и успокойся.
Яна сердито вырвала из его рук добычу, уселась в мокрую траву и вытряхнула монеты со слитками. Быстро рассортировала на две равные кучки и кивнула:
– Выбирай.
Больше половины выкинул Калуга, но и оставалась вполне порядочная сумма. Они сгребли каждый свою половину, рассовали по карманам.
– Ну вот… – неопределенно произнес он. – Вот и все.
– Да, – согласилась Яна. – Вот и все. Что же мы такое ночью видели-то? Что это было?
– Ты же сама сказала – семя.
– Сказала. Только в чем смысл? Неужели из такого Лес начинается? В чем его ценность?
– Может, из такого новый анклав Леса разрастается? Или какое-то особенно мутантское дерево взойдет? Да кто его знает? Кто вообще про Лес может что-то точно сказать?
Яна кивнула:
– Все правильно, никто толком ничего не знает. Жалко, что это мутантское семя продать не удастся.
– Зато живы остались. – Калуга подмигнул: – Тоже неплохо!
Добыча поделена, погоня отстала. Больше их ничего не связывало. Ведь не принимать же во внимание, что они вместе пережили страшную ночь, когда Лес уничтожил всех на Скотобойне? Что уцелели вдвоем из двадцати человек? Что сражались с мутантами и выручали друг друга? Это обычное дело и не повод для каких-то особых отношений.
Яна встала, отряхнула мокрые брюки и кивнула:
– Ну, удачи тебе, что ли?
– И тебе, старая. Да, погоди!
Калуга полез в карман, потом в другой. Его лицо стало задумчивым. Наконец он отыскал то, что хотел, и протянул Яне маленький сверток в фольге:
– Возьми, утешься. Не жалей о том, что я монеты выбросил, так нужно было.
– Ладно… я уже поняла. А что это?
Она развернула подарок.
– Шоколад?
– Ага, – Калуга расплылся в улыбке, – помогает. Для нервов, в смысле.
Яна тоже попыталась улыбнуться. Дождь, слезы и пот давно смыли липкую корку, стягивавшую лицо. Сейчас она выглядела, как и положено выглядеть девчонке семнадцати лет: перепуганной и уставшей.
– Бывай, Калуга!
– И ты, старая!
– Меня Яной звать.
Калуга отступил на шаг, оглядел ее с ног до головы, хмыкнул. Они разошлись в разные стороны, и ни один не оглянулся до тех пор, пока еще можно было, бросив взгляд через плечо, увидеть спину другого. Яна жевала размякший шоколад и думала, что до смерти устала быть одиночкой. Нужно пристроиться с кем-то в компании. С кем-то нормальным, вроде Калуги. Но только не с ним, нет. С кем-то, кто не будет разбрасываться деньгами.
Загоняет жертву стая, но добивает всегда вожак – таков закон. И лучшие куски достаются вожаку и его самке. Так было всегда, так случилось и на этот раз. Лес шепнул вожаку, что неподалеку прячется раненый кабан, и лидер стаи без труда вывел товарищей на ослабевшего подранка. Пока вожак брал свое, самка следила, чтобы никто не подкрался к волку сзади и не попытался оспорить его право на лучший кусок. Насытившись, вожак уступил место подруге и на всякий случай оскалился. Запах и вид капающей с клыков вожака крови раззадорили стаю, но страх перед огромным сильным самцом удерживал волков на месте, хотя все понимали, что в загнанном кабане достаточно мяса, чтобы накормить лишь половину стаи. Ситуация складывалась напряженная, опасение остаться без мяса могло пересилить страх перед вожаком, но пока волки лишь нарезали круги, не рискуя приближаться к месту пиршества.