Истории Выживших (сборник) - Страница 104

104

Должно быть, он рассчитывал на внезапность. И его расчет оправдался бы, если бы не Слепец. Кабан рванул из-под куртки пистолет и даже успел навести его на Шурпана, когда в его толстое бычье горло вонзился брошенный слепым нож. Второй боец Каганата вскинул дробовик и всадил заряд дроби Слепцу в живот. Выхватив пистолет из руки падающего Кабана, Шурпан застрелил человека в камуфляже и, подхватив Слепца, поволок его в укрытие. Вслед им раздались выстрелы, и Зубатка ответила им пулеметной очередью.

Дотащив Слепца до укрытия, Шурпан с надеждой посмотрел на друга… и сразу понял, что все скоро будет кончено.

Слепец умирал.

Ночью начался ливень, скрывший лагерь Жнеца. В бинокль Шурпан сумел разглядеть лишь огромный костер, в котором они по традиции жгли своих погибших соратников.

Они сидели внутри, у костра. Потоки дождя падали сквозь проломленную крышу, заливая обугленные горы мусора. Шурпан вспоминал, как Сопливый однажды сказал, что у них вместе с Зубаткой и Слепцом пять глаз на четверых. Все тогда ржали до упаду, и Зубатка сказала, что она и одним больше видит, чем Сопливый.

– Почему тебя называют Шурпан? Это твоя фамилия? – спросила Зубатка, докурив сигарету до фильтра. Шурпан тоже закурил и, выпустив облако дыма, ответил:

– После Пандемии меня приютил один старик, который готовил отменную шурпу. Я ее лопал сколько мог, и он меня прозвал Шурпаном.

– А как тебя на самом деле зовут?

– Никак.

– Да ладно тебе! У всех есть имя!

– Правда. Я детдомовский. Имя, которое дают в детдоме, такое же настоящее, как кличка. Так что пусть уж будет Шурпан.

Они замолчали, и Зубатка положила руку на лоб Слепого. Его губы иногда шевелились, лицо было белее первого снега, но смерть все никак не забирала его. Вдруг он прошептал:

– «Погремушка»…

– Что? – наклонился к нему Шурпан. «Погремушка» была артефактом, скрывавшим издаваемые владельцем звуки. Только отчего Слепец о ней вспомнил?

– Четверо… С «погремушкой»… В дожде… Там, слева, возле бензоколонок… – шептал он.

И тут Шурпан понял. Вскочив, он схватил оставшийся гранатомет и по пологой плите, обрушившейся сверху, вскарабкался на крышу. Уставившись туда, где дождь и тьма скрывали от глаз старые бензоколонки, он увидел крадущихся бойцов Жнеца, одетых в черное и почти слившихся с темнотой. «Погремушка» сделала их абсолютно бесшумными; еще немного, и они бы взяли их голыми руками.

Залп попал точно в цель. Каганатовцы разлетелись в стороны, как тряпичные куклы.

Вернувшись вниз, он посмотрел на Слепца и сказал:

– Эх, братишка. Чтоб мы без тебя…

Вдруг он увидел, как в темноте за спиной Зубатки что-то мелькнуло. Мгновением позже шея девушки окрасилась кровью. В глазах застыло бесконечное удивление, и когда ее тело упало на пол, голова осталась на месте.

Ее держал за волосы Жнец.

Он мог бы спокойно дождаться утра, но Шурпан знал таких: им вечно не терпелось. Хотелось триумфа.

Спрыгнув с подоконника, он плотоядно улыбнулся, отбросив в сторону «погремушку»; с серпа в его руке капала кровь. Следом за ним в окно забрались еще двое.

– А ты хорош, – сказал он и швырнул голову Зубатки в сторону. – Бросил мне вызов… Уложил столько народу… Я бы предложил тебе служить мне, да только вот знаю, что ты не согласишься. У тебя в глазах почти неоновая вывеска горит: «Моралист». Ох уж эта мораль… Последнее убежище трусов… Скольким достойным людям она испортила жизнь. Ну да ладно. Что-то я разговорился, как злодей в старых фильмах. Прощайся с жизнью, говнюк!

В эту секунду Слепец поднял руку, сжимавшую пистолет, и вышиб мозги одному из спутников Жнеца. Второй разрядил в него ружье, но секундной заминки оказалось достаточно: Шурпан сбросил с плеча дробовик и всадил одну из пуль в грудь второго бойца. Удар выбросил того обратно под дождь. Шурпан навел стволы на Жнеца, готовясь сделать второй выстрел, когда что-то обожгло руку.

Ублюдок метнул серп. Холодная сталь впилась в запястье, заставив Шурпана выронить обрез.

Прыгнув вперед, Жнец подсек его ударом ноги, и Шурпан рухнул на пол. Вождь Каганата потянулся ко второму серпу, висевшему на ремне. Его мерзкое белое лицо покрывала испарина, и Шурпан подумал: «До чего же мерзко умирать и в последний миг видеть эту потную гадость».

Потную.

Пот.

Мысль пронзила его мозги разрядом тока. Рука медленно заползла в карман куртки.

– Как говорил один крутой мужик из нашего детства, хаста ла виста, бейби, – прошептал Жнец, занося серп.

И в эту секунду Шурпан достал банку с мухами и швырнул ее Жнецу в лицо.

Стекло разбилось, изрезав бледную кожу осколками, и жужжащие твари впились в его кожу. Их укусы были слабыми и безобидными, но Жнец, завопив, расплющил пару зеленых тел… Едкая кровь обожгла его кожу. Замешкавшись, он отступил, выронив серп. Попятился, смахнул мух с лица. Потянулся к лежащему на земле пистолету. Выпрямился, готовый к бою…

И рухнул на колени с серпом в горле. Прежде чем Шурпан пинком опрокинул его тело, в глазах Жнеца мелькнуло бесконечное удивление.

Утром дождь прекратился. Солнце пробивалось сквозь рваные клочки туч, мокрая трава и битое стекло вокруг заправки искрились россыпью алмазов.

Но Шурпан подумал о блеске золота. Блеске золотых жил Клондайка.

Шурпан взял автомат в руку и вышел на улицу. В другой руке он держал один из серпов Жнеца.

В глубине души Шурпан надеялся, что бойцы Каганата, лишившиеся главаря, до утра просто разбегутся. Но они были здесь. Десятки разномастно разодетых и вооруженных чем попало мужчин смотрели на него. За их спинами дымилась гора обугленных тел их товарищей, потушенная дождем.

104